Интервью Майка Олдфилда. Журнал Pelo № 113, июнь 1979

Оказалось, что с новым Олдфидом, человеком без страхов и сомнений, намного сложнее общаться, чем с прежним Олдфилдом, который был очень нервным и уклонялся от любых бесед. В те времена, когда необычайно одаренный гитарист записывал вместе со своей сестрой Салли альбом для компании Transatlantic, Олдфилд был очень сложным человеком. Все интервью, выбитые у него с трудом, были похожи на поединок. Но он никогда не позволял выиграть у него бой, а сразу замолкал и закрывался. Успех не испортил Олдфилда, но разрушил его эмоциональное равновесие. Он мог любезно разговаривать на любые темы, но когда речь заходила о музыке, ответы Олдфилда становились односложными и были похожи на бурчание.

В течение долгого времени Олдфилд отказывался давать интервью, и только такому человеку как он было позволительно так себя вести. Исключением было одно интервью, которое он дал во времена Оммадауна.

Конечно Майк Олдфилд не единственный всемирно известный артист, который не желает выставлять свои мысли и чувства напоказ, а напротив, предпочитает, чтобы за него говорила его музыка, а критики сами делали свои выводы без его помощи. Подобным образом себя ведут члены группы Pink Floyd, а также Боб Дилан. И такое поведение вполне можно понять.

Никто не ждет, что сэр Уильям Уолтон (британский композитор и дирижер, прославившийся ораторией «Пир Валтасара» - прим. переводчика) предстанет перед толпой журналистов и будет объяснять мотивы написания своей последней симфонии. Это то, что люди должны прочувствовать самостоятельно.

В одном из немногих интервью Майк Олдфилд объяснил, что когда он писал свои самые красивые и волнующие мелодии, для него это было своего рода терапией, не столько для того, чтобы рассказать, что он чувствовал в моменты депрессии, а чтобы иметь возможность выкарабкаться из нее, он пытался найти что-то, что помогло бы ему изменить свое эмоциональное состояние к лучшему. В течение долгого времени интервью, которые давал Олдфилд, носили неформальный характер, он ограничивался тем, что перечислял свои нервные приступы, и рассказывал о том, как пытается с этим бороться.

Но в один день все изменилось и, к удивлению СМИ, Олдфилд сделал заявление через Virgin Records о том, что он готов давать интервью. Но, тем не менее, во время этих встреч он по-прежнему освещал вопросы личного характера и не говорил о музыке. А теперь Олдфилд снова изменился. Он стал более открытым, радушным, более уверенным в себе, и у него много планов на будущее.

- Это правда, что ты стер все записи твоего нового альбома?

- Нет, это вообще не правда. Не знаю, кто это вам сказал. Также не правда, что я собираюсь переехать в Бретань. Я продолжаю жить в Херефордшире. Хотя на самом деле я научился жить там, где есть крыша над головой.

- Хочешь сказать, что научился жить настоящим?

- В течение долгого времени я находился в унынии, пытаясь разобраться в куче вещей, в том числе в своем детстве. Но я это преодолел, и теперь думаю о положительных вещах. Я решил поделиться своими эмоциями, потому что я устал от них. Я устал быть романтиком. Я хочу говорить, и если люди хотят меня слушать, я это сделаю. Кто не хочет, пусть не слушает. Меня никто не обязывает это делать, это просто мой собственный выбор.

- Что произошло в твоем детстве? Что ты пытался осмыслить?

- Мои отношения с родителями, отношения между матерью и отцом. И многое другое. Я тоже был ответственен за все, что произошло в нашей семье.

- Потому что я тоже выбрал такую судьбу. А теперь я несу за все ответственность. Нельзя говорить, что во всем, что происходило, виноваты другие люди, а я не имею к этому никакого отношения. Я полностью виновен, и все, что случалось, случалось по моей вине. Виноват только я сам. Я несу ответственность за все, и если я решил быть счастливым, я буду счастливым. А если кто-то ведет себя плохо по отношению ко мне, это тоже только по моей вине, потому что я создаю для этого возможности и позволяю людям плохо вести себя со мной. Я все тот же человек. Но теперь я вижу все с другой точки зрения.

- Когда я пребывал в унынии, я был неискренен сам с собой. Я концентрировался на плохом, чтобы доказать самому себе, что все люди вокруг отвратительные. Я тоже был отвратителен, я никого не любил, поэтому все меня ненавидели. Потом я понял, что ведя себя так, я неискренен сам с собой. И тогда два года назад, когда я заканчивал работу над альбомом Ommadawn, я принял решение сменить курс, перестать быть таким, найти другую сторону себя самого, остаться тем же человеком, но без всех этих заморочек. И наконец, в июне прошлого года я прошел трехдневный курс, семинар, который назывался «Exegesis». И этот курс определенно помог мне начать перемены.

- Ты не думаешь, что все, что ты сделал в профессиональном плане за это время, было огромным успехом?

- Да, я отдаю себе в этом отчет. Перед тем, как я создал альбом Tubular Bells, я знал, что он будет иметь успех. Но произошло следующее: сначала люди приняли то, что я им предложил, а затем отвергли. Это произошло и с Tubular Bells, и с Hergest Ridge.

- Если ты думаешь, что люди отвергли Hergest Ridge, зачем ты тогда создал Ommadawn?

- Я хотел, чтобы людям снова понравилась моя музыка. Но я уже играл в эту игру, когда создавал свои предыдущие два альбома. А Ommadawn не был частью этой игры, особенно концовка первой стороны. Там было освобождение от негативной энергии, от абсолютного разочарования, от эмоций, которые меня измучили.

- Как ты думаешь, критики, которые не нашли ничего красивого в Hergest Ridge, были правы, отвергнув его?

- Конечно. На самом деле я этого даже хотел. Потому что я сам постоянно создаю реальность, все время, и все, что происходит, вполне закономерно. На всем, что случается, лежит моя ответственность.

- Что бы произошло, если бы критики не приняли Incantations? Если Hergest Ridge был создан тобой для того, чтобы спровоцировать неприятие, а Ommadawn был попыткой примирения, то каковы были твои намерения, когда ты создавал Incantations?

- В Incantations я хотел раскрыться полностью и выразить все свои чувства. Этого я добился в двух моментах своего альбома: соло на флейте и соло на вибрафоне в четвертой части. Я достиг максимума и вложил все свои чувства. Что бы ни произошло с этим альбомом, для меня он всегда будет хорош. И я буду ответственен за все, что произойдет. Хочу подчеркнуть, что единственная важная часть для меня это соло на флейте и на вибрафоне. Все остальное в альбоме просто мусор. Как и все другие мои работы.

- Я имею ввиду, удалось ли мне раскрыться полностью, а не рассказать о моих трудностях, моем счастье, моей гордости, и о том, что я сам о себе думаю. И о прочей ерунде.

- Но ведь все это и составляет наше существование. Почему бы об этом не поговорить? Разве ты не считаешь, что твоя сущность является следствием твоего жизненного опыта?

- Все это часть меня, все это во мне, но все это несущественные части механизма, который движет нами в жизни. Мне кажется правильным открывать свои чувства, и я нашел прямой способ делать это. Все зависит от того, что мы сами выбираем, и на чем концентрируемся. Я пытаюсь выразить суть моего существования. У меня все еще есть проблемы, и я ношу их с собой. Но я смог осознать, что я сам не являюсь проблемой. Возможно, я создаю условия для появления проблем, но сам я проблемой не являюсь.

- А ты не думаешь, что кризис и все твои проблемы помогли написать твою лучшую музыку?

- Я использовал их в качестве доказательств, чтобы оправдать все, что я сделал. Но все, что я сделал, было моим собственным выбором. Я утверждаю, что ничто не происходит случайно, и ничто не является ошибкой. Все, что я сделал, абсолютно все, стало именно таким, каким я и хотел это видеть. Все, что меня окружает, создал я сам для себя.

- Он начинался в девять утра и заканчивался в одиннадцать или двенадцать ночи. Мы слушали одного оратора и обменивались опытом с другими членами группы, которая состояла из 230 человек, примерно. Он начался в четверг и закончился в воскресенье. Целью курса было исключить или оставить в стороне кризис и проблемы, которые может испытывать человек. Это очень трудно, потому что предполагается, что надо разрушить добрую часть самого себя, а мы сопротивляемся этому, потому что это означает частично умереть. И после всего этого человек предстает таким, каков он есть на самом деле. Сейчас я отвечаю за себя. Именно я контролирую ситуацию, я больше не пассажир.

- Мой разум, и мои проблемы вели меня в жизни. Раньше я был тихим и сдержанным, и никогда не говорил. Отличный способ манипулирования людьми. Великолепный.

- Но в чем была проблема, если самые свои великие работы ты сделал именно в этих условиях?

- Это не так. Мои проблемы и мои действия были чисто механическими вещами. Мы все приобретаем опыт, когда мы молоды, и даже когда уже не молоды, и весь свой опыт будто записываем на пленку. Все это механические вещи, а механическое не может ничего создать. Вы можете только принимать какие-то решения. А те вещи, которые исходят от меня, это творчество. Свободный выбор не может быть последствием кризиса. Вот сейчас я понимаю, что не обязан ничего делать. И не важно, верите вы мне или нет. Мне не нужно ничье одобрение. Мне важно, одобряю я сам себя или нет, независимо от того, принесут ли мои действия мне выгоду. Я не обязан писать музыку или ездить с турами. Вообще, нет никакого смысла в существовании. Я могу умереть счастливым. И совершенно не обязательно испытывать всю ту боль, которую я испытывал раньше. Многие люди думают, что боль необходима. Но это не так. Творческий процесс настолько мучителен, что некоторые просто перестают играть. В творчестве невозможно притворяться.

- Раз уж ты об этом упомянул, часто ли ты притворяешься в жизни?

- Нет, нет, нет. Если мы это делаем, значит, мы упускаем настоящую жизнь. Все, что мы делаем, это красивая игра. Игра, в которую я играю сейчас, это самая лучшая игра. Суть игры в том, чтобы не играть, не притворяться, и быть абсолютно честным. Это удивительно – не играть в игры, ни перед кем не оправдываться. Но все же это игра. Мне больше не нужно спешить писать музыку. Но тем не менее, когда закончится тур, я вернусь в студию и продолжу работать.

Интервью Майка Олдфилда журналу Pelo. № 113, июнь 1979